Любители путешествовать наверняка оценят это приложение: израильский стартап WishTrip зарегистрировал 29 мировых патентов и представил проект, который позволит путешествовать по Израилю и другим странам мира по маршрутам в соответствии с отзывами других пользователей.
По сути дела, это аналог навигатора Waze, только для тех, кто путешествует пешком. На разработку платформы ушло 4 года, объем инвестиций составил несколько миллионов долларов.
Новый израильский навигатор основан на участии пользователей, которые могут делиться своими впечатлениями от маршрута. Он рассчитан как для пеших прогулок по городам, так и для путешествий в заповедниках и природных парках. В нем учтены туристические достопримечательности, места для ночлега или кемпинга в Израиле и других странах. По сути, первые пользователи платформы "прокладывают путь" остальным, оставляя рекомендации, советы и фотографии.
Создатели приложения - три молодых ультраортодоксальных израильтянина. Двое предпочитают анонимность. Третий - Моше Лифшиц - согласился рассказать "Вестям" о создании проекта:
Широкий консенсус по поводу личности и деятельности президента США Дональда Трампа собрать весьма сложно - уж больно непредсказуемы и непоследовательны его действия, но красавица-жена Меланья Трамп (в девичестве - Кнавс) располагает к себе значительно больший круг людей, и, кроме внешней красоты, обладает большой личной харизмой и, похоже, независимостью взглядов. Хотелось бы узнать подробности её детства, ученичества, но Интернет говорит об этом очень скудно: род. 26 апреля 1970 года (48 лет!), Ново-Место, Югославия, отец Виктор Кнавс заведовал автосалоном, мать Амалия - работала закройщицей на фабрике детской одежды. Среди её предков вроде нет ни королей, ни прицев, ни даже самой мелкой аристократии, но держится она в своей роли Первой леди мира, с огромным достоинством и вызывает безусловное уважение.
Вот статья российского журналиста Игоря Мальцева о том, как он видит Меланью Трамп в этой неожиданной для неё роли
Когда я смотрю на Меланью Трамп, вижу в ней трагическую героиню, которую ведут на эшафот. И именно поэтому ей уже всё равно. Внезапный прыжок её мужа в политику не оставил ей выбора. Она не крутилась годами рядом с мужем-политиком, как Клинтонша, соревнуясь с Барбарой Буш в деле приготовления печенья (я не шучу, просто вы пропустили 1990-е годы). Она стала первой леди прямо как гром среди ясного неба, или, как говорят наши смешные партнёры, out of the blue. Поэтому ни у кого не было никаких иллюзий насчёт того, как её воспримет местный «истеблишмент». У неё есть несколько пороков, которые никогда не простит общественность, которую в Германии называют Gutmenschen (русский аналог — «люди с хорошими лицами»).
Во-первых, она красива. Красива манящей славянской красотой, которая до глубины души оскорбляет лошадей англосаксонской породы, не говоря уже о выходцах из семей алкоголиков в пятом поколении из Бронкса. Америку только-только начали приучать к тому, что война — это мир, а физическое уродство — это такая альтернативная красота. И тут на тебе — Меланья.
Такое не прощается. И поэтому можно сколько угодно подводить любые основания, чтобы оскорблять эту женщину в прямом эфире якобы на почве политической конфронтации, — причины просты и неприличны. На уровне рефлексов собаки Павлова. ( Collapse )
Протирала стол, сломала палец. Не сломала, порезала сильно — махнула резко вдоль края стола. Когда-нибудь я себе так шею сломаю, на нервной почве. В газетах напишут: «разбилась насмерть, упав с дивана». Зато не поеду под бомбежку, учить солдат мирной жизни. Зачем солдатам мирная жизнь… А мне зачем, с моими членовредительскими замашками? Промыла палец, наклеила пластырь. Болит, зараза. Хорошо, хоть чемодан заранее собрала.
* * * Здравствуй, папа!
Это сколько же мы не разговаривали? Ты ушел в девяносто втором, Эйтан ушел с тобой, мама сменила телефон и два дверных замка, и все напрасно, потому что вы ни разу нас не искали. Впрочем, и я тебя не искала. Не ищу и сейчас, у меня нет твоего адреса, и это письмо никто не собирается отправлять. Но так получилось, что я еду на войну. Смешно.
Меня позвали на семинар в Сдерот — готовить боевых солдат к демобилизации. Отправили ценного специалиста на важный участок фронта. Солдаты во время семинара живут в молодежной деревне, и преподаватель тоже там живет. За год на тот район (я вот проверила сейчас) падает около полутора тысяч кассамов. Раздели на триста шестьдесят пять и узнаешь, сколько это в день. Впрочем, «падает» не значит «попадает». До сих пор в Сдероте убито шесть человек, а ранено около трехсот. За четыре года! В автокатастрофах и то больше гибнет. У нас на работе все отказались ехать: «семьи, дети, времени нет». А у меня ни семьи, ни детей. Как-то стыдно признаться, что мне тоже хочется жить. Еду на десять дней. Значит, на мою голову свалится около сорока «кассамов». Надеюсь, не все попадут.
Мама, я знаю, ты это читаешь (ты все читаешь). Если я не вернулась, найди способ отправить это папе, заодно узнаешь, жив ли он вообще. А если я вернулась, немедленно прекрати читать! Эстер (герой)
* * * В первый раз сирена застала меня в машине. Шоссе пустое, в макушку солнце, и вдруг раздается голос: - Красный цвет… красный цвет... красный цвет… Хорошо, я в новости заглянула, иначе решила бы, небо заговорило. А на самом деле, к нам летит «кассам». Мне заранее выдали брошюру Минобороны: нужно остановиться, выйти и лечь под ближайшую стену. Нет стены — залезай под машину. Но не сиди в ней, она же готовый гроб, если что. Остановиться я смогла, а выйти — нет. Сидела в машине, сжимала руль, смотрела перед собой. Лучше готовый гроб, чем на асфальт под кассамы. Не знаю, чем они думали, когда писали свою брошюру. Ничего не случилось, даже взрыва не донеслось. То есть взрыв-то, наверное, был, но вдали. Примерно там, куда я направлялась. Я сосчитала до двадцати, как велели в брошюре, и поехала дальше, одна на пустой дороге. Кому сюда надо. Доехала скучно, без происшествий. Возле деревни — красивый сосновый парк, я запарковалась и посидела в машине еще немного. Чего тут бояться? Тишина, пахнет соснами, птицы щебечут. Может, белки живут. Если от страха не передохли. Вылезла, наконец. Пошла с чемоданом по длинной аллее, смотрела на солнце дышала хвоей. На меня упала иголка, потом другая, а потом посыпались иглы прямо дождем. Где-то сверху мелькнул рыжий хвост. И послышался тоненький голос: - Привет. Я отряхнула блузку. - Привет! А ты там кто? В сосне повозились, пошебуршали, упала шишка. - Я Йона. А ты? - А я Эстер. Ты живешь на сосне? Сосна затряслась, и оттуда спрыгнула ярко-рыжая девочка лет восьми, в рваной майке и джинсовых шортах. - Смешная ты, Эстер! Разве человек может жить на сосне? - Думаю, может, если это сосновый человек. Девчонка почесала веснушки на щеке. - Да, я наверное, сосновый человек. А еще я песочный человек, цветочный человек, бассейный человек, костровый человек и колбасный человек. Потому что колбасу люблю. А еще я рыжая! Она посмотрела на меня с вызовом. Я состроила удивленное лицо. - Серьезно? Никогда бы не подумала. Девочка с важностью кивнула. - Точно. Теперь ты всё обо мне знаешь. Папа говорит, когда знакомишься, нужно рассказывать о себе. Я всё о себе рассказала, теперь ты! Не люблю всё рассказывать. Вообще не люблю рассказывать о себе. Наверное, я усталый человек. - Я не рыжая, но тоже люблю колбасу. Приехала сюда преподавать. Проводишь меня в деревню? Мы немножко поспорили, кто понесет чемодан (Йона хотела проверить, правда ли он тяжелый), в итоге я с чемоданом пошла по аллее, а Йона скакала вокруг. - Тут сейчас солдаты живут! Русские! Много! Эстер, а коса у тебя настоящая? Ночами шумят! Папа им запретил! А они все равно! - Настоящая. Бедный папа. Он здесь работает, да? Йона на секунду остановилась. - Папа не бедный, папа - главный! Он здесь командует всем! И все его слушаются. Ой, вон он идет! Тут сосновый человек исчез со скоростью белки. Только сухие иглы прошуршали. - Йона! Быстро домой! Опять гулять вместо школы? Я же тебе запретил! Навстречу нам быстро шел немолодой рыжебородый мужчина. Поравнялся со мной и сказал: - Шалом. Одновременно с этим размеренно загудел женский голос: - Красный цвет… красный цвет… красный цвет… От страха я застыла на месте. Рыжебородый поставил руки рупором и протрубил так, что посыпались шишки: - Йона! Азака!!! Рядом с ним мгновенно материализовалась послушная девочка, руки в карманах, в зубах травинка. Он толкнул нас обеих под прикрытие толстого дерева и загородил собой. Раздался отдаленный взрыв, у меня резко заболела голова. От мужчины пахло стиркой и немного потом. После второго взрыва сосна лениво качнула веткой. - Ты что, никогда не стриглась? - Йона вывернулась из-под его руки и дотянулась до моих волос. - Папа, я тоже хочу такую косу! Это Эстер, она приехала преподавать! Папа ловко втянул ее обратно. - Добро пожаловать, Эстер! Меня зовут Натан, я заведующий хозяйством. Сейчас проводим тебя в администрацию. Только нужно сосчитать до двадцати, верно, Йона? Та замяла девять и десять, восемнадцать заменила на девятнадцать и энергично вырвалась. - Двадцать, двадцать, отбой! Пора идти! Хорошо быть бездумной белкой. Натан взял мой чемодан и пошел по аллее, перед ним вприпрыжку бежала Йона, а я тащилась сзади и думала, где достать лекарство от головы. А лучше яду.
* * * Папа, я тут вспомнила - один раз мы на улице повидались. Вы шли с Эйтаном, ты погладил меня по волосам и спросил, как дела с гимнастикой, а я ответила, что хорошо. За два месяца до того я сломала локоть и уже было ясно, что больше не смогу выступать. Ты сказал: «Умница, занимайся! И косу не отрезай, тебе не пойдет». Я кивнула, как кукла, Эйтан тебя потянул, и вы ушли.
Ты всегда говорил, что страх — признак глупости. Я была умницей, занималась, прыгала без страховки, подвижность локтя полностью не вернулась, из спорта пришлось уйти. Потом я еще танцевала. А год назад упала на ту же руку, перелом со смещением, осложнения, короче, сейчас я отличница в аспирантуре. Мама считает, это благодаря тому, что я осталась с ней. Ну, не знаю. Мне кажется, любой человек как-то устроен сам по себе. Я устроена как отличница, а Эйтан — как герой. Ты устроен как ты, а мама как мама, и дело между вами было совсем не в том, что ты за гроши работал кладовщиком, а она была всем недовольна. Она и после развода не стала довольной, а ты так и остался кладовщиком. Люди редко меняются, да?
Когда в первый раз была сирена, я думала, прямо на месте умру. Но не умерла, и вообще никто не умер, просто где-то рвануло, и все затихло. Смешно.
Здесь есть завхоз, Натан, у него ярко-рыжая борода. Из-за этого кажется, что он вот-вот рассмеется. Но Натан не смеется, он, наоборот, со всеми ругается. С солдатами спорит, дочку воспитывает, они не слушаются, он звереет, а мне его жалко. Наверное, из-за того, что рыжий. Его наверняка дразнили в школе. Мне кажется, он чем-то похож на тебя. Помнишь, ты рассказывал, как тебя в школе дразнили «помпон»? Хорошо, что ты потом похудел. Интересно, а Эйтан похудел? У меня перед армией был недовес (пушечное мясо в упаковке меньше сорока килограммов в армию не берут), и я, когда ходила в военкомат, заранее сунула в лифчик пару камней. Жаль, что так мало проблем решается таким простым путем. Эстер (философ)
* * * Сначала мне показалось, они дерутся. Здоровенные парни наскакивали друг на друга, размахивали руками, кричали, кто-то картинно падал. Но это была разминка, гимнастика для самцов. Один снял форменную рубашку и делал мостик, демонстрируя мышцы, другой пытался ходить колесом. Худой «Голани» спал на траве, раскинув руки. - Пора, ребята. Девять утра. У меня не очень громкий голос. Рядом со спящим валялась винтовка. Может, выстрелить в воздух? - Эстер, ты умеешь делать мостик? - здесь же крутилась Йона. Когда я напрягаюсь, у меня начинает побаливать локоть. - Люди! Урок! Йона меня поддержала: - Люди! Мостик! Тут над моей головой раздался зычный голос: - Красный цвет! Красный цвет! Красный цвет! - к нам повернулось несколько голов. - Придурки, тихо! Учительница пришла! Посреди лужайки стоял крупный чернокожий солдат и вопил с заметным русским акцентом. - Санек, достал валяться! Костик, сопри у него винтовку. Руська, Игорь, ребята, хватит! Учительница ждет. Солдаты тянулись, но очень неспешно. Чернокожий развернулся ко мне: - Шалом, я Максим. Это вы научите нас выживать в гражданских джунглях? - Попытаюсь, - я натянуто улыбнулась. Локоть заныл сильней. - И я хочу в джунгли, - вмешалась Йона. А я хочу таблетку, всех убить и чтобы не было войны. «Красный цвет, красный цвет, красный цвет», - сказало небо. Сердце мгновенно вскочило в горло. - О, - сказала я. - Отлично. Какие правила безопасности, солдаты? При объявлении тревоги немедленно под крышу. А ну пошли.
* * * Начинаешь работать, и сразу легче. В детстве так было: тренируешься, не получается, тут болит, там болит, нервы, слезы, крики. А на ковер выходишь, и как не было ничего. Только тело, внимание и тишина. В конце еще и аплодисменты. Будто целую жизнь прожила.
Солдаты — сплошные герои. В стране по четыре года, год ульпана и три в боевых частях. На лекции по экономике спорят, на рассказе о банковской системе возражают, про безопасность с ними лучше не говорить. Вчера наскакивали на Натана — почему он им запрещает хватать винтовки во время тревоги. - Я же снайпер, я лучший в роте! - кипятился сутулый Илья, некрасивый, но с каким-то носатым обаянием. - Я тебе того стрелка снесу быстрее, чем досюда кассам долетит! - Прекрасно, - кивал Натан. - Снесешь. Через всю деревню. У меня как раз сто детей с Украины приехали на лечение. Сразу вылечим всех. Натан мне признался, что лучшие снайперы роты — его главная головная боль. Насчет головной боли это он точно попал. Днем я ходила в аптеку за таблетками от мигрени, сказала, что приехала из Иерусалима, преподавать. Флегматичный аптекарь порекомендовал психиатра. Кажется, психиатр нам тут всем бы не помешал. Самый уравновешенный на курсе — тот чернокожий Максим. Он не опаздывает, не ленится, уроков не просыпает, еще и строит других. Командир подразделения, «Голани». Приехал, сказал, из Самары. Я стеснялась его расспрашивать, он сам на занятии рассказал.
- Дед всю войну прослужил в разведке, он тоже снайпер, до старости белок стрелял. Один раз зимой, дед уже еле ходил, у них в поселке парни повадились свастики рисовать. На снегу. Ну как рисовать, - он усмехнулся, - этим самым, желтым. Дед один раз сказал при всех — ребята, кончайте. Другой раз сказал. А на третий дождался парней за домами, вынул вальтер и начал по ним стрелять. Один упал, другие сбежали. А дед ушел.
Такого я как-то не ожидала. - Его посадили в тюрьму? Максим качнул головой. - Он не убил никого. Тот, который упал от страха, говорили, штаны намочил. Ночью к деду пришли вшестером, он на крыльцо, ему говорят — Максимыч, сука. А он отвечает — я коммунист, фашистов гонял и буду гонять. А вы предатели. Развернулся, сплюнул и хлопнул дверью. Эти дураки только потом сообразили, что он нарочно мимо стрелял. Артем, сержант из разведки, сказал печально: - Трудно быть негром… Все заржали. Максим ответил спокойно: - Нет, он как раз был еврей. А мама, дочка его, после школы в Самару уехала, на врача поступать. И с нею учились студенты из Конго, в том числе мой отец, - он помолчал и добавил, - только я так и не знаю, который из них. Здорово. Я своего хотя бы знаю. - Максим. Послушай. Когда будешь проходить интервью на работу, вот эта история с дедом… Сверкнули белые зубы на черной коже. - Эстер, не волнуйтесь. На интервью я скажу, что с детства люблю мацу. Кто-то из задних рядов подсказал: - И снег.
* * * Знаешь, папа, эти русские думают, у нас тут Африка, и мы не видели ни черта. Дураки. Тогда, в девяносто втором, снег в Иерусалиме шел неделю подряд. Ты позвал нас с Эйтаном гулять, мама боялась простуды и не отпустила, но вечером она прилегла отдохнуть, и мы сбежали. Ты сказал, что мама спит как боевой солдат: взрывом не разбудить.
Все дороги заледенели, автобусы встали, город белый, мы плелись по проезжей части. Мне в кроссовки набился снег, зубы стали стучать, и ты заставил меня отхлебнуть из армейской фляжки. Там была водка, жуткая гадость, но я согрелась. Вы с Эйтаном тоже хлебнули, ты упал в снег и показал нам, как делают «снежного ангела» (очень мокро), потом мы втроем слепили бабу. Я слепила ей круглую грудь, а Эйтан приделал торчащую письку. В другое время я бы страшно стеснялась, но на улицах не было никого. Уже стемнело, все нормальные люди давно разошлись, а мы пили по очереди из фляжки и орали «Народ Израиля жив». А потом ты учил Эйтана писать на снегу. Так что я знаю тот способ, о каком говорил Максим. Вы писали «Эйтан» и «папа». Я завидовала так, что у меня пошла носом кровь, салфеток у нас с собой не было и я этой красной кровью написала на белом «дураки». Мы так гоготали, что Эйтан описался, а нос мне пришлось вытирать рукавом.
Мама с ума сходила, куда мы делись. А мы явились - мокрые, с запахом водки, я в крови, Эйтан с описанными штанами и ты, по дороге допивший фляжку. Вы с ней орали так, что соседи стучали в стену. После этого ты и ушел. Развернулся, сплюнул и хлопнул дверью. Я вот сейчас подумала, куда ты делся тогда? Автобусы не ходили, дороги закрыты. Пошел по снегу пешком до базы, к себе на склад? Мама заставила нас с Эйтаном стирать одежду в тазу. У меня вода стала бурой, а у него — желтой. Когда вы нас потом спросили, кто с кем из вас хочет жить, Эйтан сказал, что с тобой, и мама сказала «предатель». Тогда я сказала, что с ней. Я учу солдат, что при написании резюме нужно писать правду и только правду. Только не всю.
Не переживай по поводу той истории с мамой. Она же тоже переживала. Эстер, пацифист
* * * Мы с Йоной играли в змейки-лесенки и обсуждали моду на рваные джинсы. Мне такие не нравятся, а Йоне наоборот. Натан уехал до ночи по каким-то армейским делам и попросил за ней присмотреть. - Если ночью будет тревога… - Она испугается и заплачет? - Если бы, - он вздохнул. - Рванет на улицу. Любоваться. При мне тревога ночью была только одна. Считается, это не очень опасно: спи спокойно, крыша прикроет. Но меня охватил дикий ужас: невозможно лежать и ждать, когда в тебя попадут. Я залезла под одеяло и раз за разом считала до двадцати. Сводило живот, надо было пойти в туалет, но я не могла. С утра солдаты спросили — как прошла ночь? Сказала, что ничего не слышала. С тех пор они говорят, что я сплю, как боевой солдат. - Эстер, пожалуйста-пожалуйста, можно я тебя причешу? Да ради бога. Йона стащила с меня резинку и собрала волосы в какой-то сложный узел. Притащила зеркало: - Хорошо у меня получилось? Мне хотелось, чтобы она переночевала здесь на второй кровати, но она ускакала к себе. А я заснула.
Видимо, крепко — не слышала «красного цвета». Зато услышала бум. Мать твою. И еще один. Лучше не шевелиться, лучше не шевелиться, лучше не шевелиться. Не дышать. Одеяло на голову, ноги поджать, может, меня не заметят. Ммать. А Йона? Какого черта я обещала Натану. Какого черта он меня попросил. Как-то же они выкручивались до сих пор. Раздался третий бум, довольно близко. Йона эта вечно шастает по кустам. Убегает, не слушается, лезет, куда не просят. Как я буду ее защищать? Привяжу к сосне? Заслоню собой? Бум. За все время в Сдероте убито шесть человек. Я заткнула уши. Что я почувствую, если Йона станет седьмой? Ничего не почувствую. Меня застрелит Натан.
Прямо под одеялом я натянула брюки, кое-как застегнула кофту и вылезла, пригибаясь. Свет не включила. Нигде не нашла резинку, чертова Йона с ее прической, на одну ногу надела кроссовок, на другую ботинок и на цыпочках вышла наружу. Любоваться.
На лужайке царил фестиваль. Солдаты толпились с фонариками, кричали, смеялись, кто-то принес гитару, и все на что-то смотрели. Йона была, конечно, с ними. Увидала меня, замахала руками: - Эстер, иди к нам! Совсем не страшно! Рядом с ними, и правда, было не так уж страшно. Кто-то посторонился, дал мне пройти, я смешалась с солдатами и обомлела. На лужайке лежал белый снег. Честное слово. В Сдероте, в мае. На кустах, на траве, вся зелень покрылась белым. Будто во сне. И Йона визжит: - Снег! Настоящий! Еще, еще! Что-то треснуло, снега стало больше. Артем поднял Йону на плечи, и они запели «Народ Израиля жив». Дураки…
Кто-то тронул меня за локоть. В тени стоял Максим с бутылкой пива. - Мы летом в Газе так развлекались. Два месяца военного положения, вся пехота без отпусков. Вот и бесились. Красиво, правда? Донесся еще один взрыв, и он протянул мне бутылку. - Жарит, однако. Так-то обычно тише. Вам можно? Какого черта. Взяла бутылку и отхлебнула. Поляна, покрытая белым, стала совсем нереальной. Может, я не проснулась? От пива в глазах заплясали снежинки. Я встала на руки и прошлась колесом по снегу. Сделала сальто, потом второе. Могу, однако. Снег оказался сухим и немного пыльным. Я приземлилась, вскинула руки и упала на спину, получился снежный ангел. Что-то рвануло, сверху упала шишка. Солдаты зааплодировали. - Класс! - восхитился фактурный Саня. - Вот это да! - заливалась Йона. - Меня научишь? Делать сальто со сломанным локтем? Боюсь, что нет. - Эстер, - крикнула Йона, - если сейчас сюда упадет кассам, мы не загоримся! Знаешь, почему? Все вокруг засмеялись. - Потому что вот это, - Йона обвела рукой побелевшую траву, - огнетушитель! Особый такой порошок! - Красиво вам с этой прической, - сказал Артем за моей спиной. Я схватилась за голову. Волосы все в порошке, спутались, в жизни теперь не расчешешь! Плевать, отстригу. Что, Йона сказала, это за порошок? - Кибенемат!!! Вы тут охренели? Совсем идиоты? Кто разрешил вам трогать огнетушитель?
На краю лужайки, весь белый, стоял Натан.
* * * Утром я проспала будильник, впервые в жизни. Глаза щипало, по одежде будто проехал танк. Гладить времени не было, волосы не расчесались, резинка так и пропала, я скрутила хвост жгутом и заколола ручкой. На душе было странно. Хотя, по идее, должно быть стыдно. Да пошли они все.
Господи, как он вчера орал. Орал на солдат — дебилов, которые из армии вылетят прямо в тюрьму и которых возьмут на работу только кладовщиками, хотя после его рапорта даже кладовщиками не возьмут. Орал на меня, преподавателя, который обязан следить за порядком, а не сам участвовать в балагане. Орал на Йону, пускай катится к матери в Сдерот, с него довольно. Мы молчали, как упрямые дети. Ветер разносил наш снег по кустам. Йона сумрачно плакала. Охрипнув, Натан пообещал, что мы еще пожалеем, и подвел итоги: - Йона, домой! Подвывая, Йона побежала через лужайку. Натан развернулся, не дожидаясь. Она в три прыжка его догнала и вдруг подпрыгнула и повисла на нем, обхватив за шею руками и прижавшись к спине. Он задергался, пытаясь стряхнуть её вниз, но не вышло. Так они и ушли - высокий сердитый дядька с рыжей девочкой на спине. - Вот паршивка, - сказал Максим. Что да, то да.
- Эстер, а сегодня тебя причесать? Паршивка с заплаканными глазами просочилась в закрытую дверь. Я почесала голову под волосами. Везде порошок. - Потом обсудим. Чего там творится? - Плохо творится. Солдаты письмо написали, что они просят прощенья, собрали деньги. А папа их выгнал. И снова кричал. Что никаких денег ему не надо, надо пять огнетушителей, которых больше нету на базе Южного Округа, потому что военное положение. А у боевых солдат мозгов как у восьмилетней девчонки, и чтобы все катились отсюда к черту. Эстер, у тебя случайно есть огнетушитель? А лучше пять.
Огнетушителя у меня случайно не было. Огнетушитель случайно был не у меня… Как там сказал Максим? Летом два месяца военного положения? Точно, тогда выходили из Газы. А я лежала в больнице со вторым переломом локтя. Мне делали операцию, понадобилась кровь для переливания. Я была без сознания и не помню, мама сказала, сдавать приехал Ицик, двоюродный брат, он удачно в отпуске был. Но Ицик тоже служил в пехоте в Газе! А вся пехота без отпусков! Кровь сдали быстро, операцию задерживать не пришлось. Папа хвалился когда-то, «отрицательный резус, мое наследство, на стороне не найти». У мамы резус положительный. И про Ицика она рассказала как-то вскользь...
Потому что это папа тогда приезжал. Потому что у неё был его телефон.
Да почему же «был». Есть... Блядь. Четырнадцать лет она запрещала мне даже думать. Клялась, у нее и концов не осталось. Я не искала, я же предатель. А сама она, значит, сидела с его телефоном? Звонила, жаловалась? Просила? И он — согласился.
- Йона, паршивка, куда ты дела мою резинку? - Ой. Она дома, я ее на руку надевала! - Вот сбегай домой, пожалуйста, и принеси. Давай, давай. Хотя бы на пять минут станет тихо. «Красный цвет, красный цвет, красный цвет», - донеслось из окон.
Здравствуй, папа. Мне срочно нужен огнетушитель. А лучше пять.
* * * Здравствуй, мама. Я знаю, ты это читаешь, хотя и сердито. Я хотела сказать тебе спасибо. Папа очень смеялся и дал нам огнетушители для Натана, их на следующий день привез Эйтан каким-то внутренним рейсом, он водитель на папиной базе. Эйтан похудел, но всего на пять килограммов, надо еще на тридцать, а то, говорит, грузовик проседает. Папа стал завскладом. Оба передают тебе привет. И вот еще что. Я не предатель. Эстер, красный цвет.
В военно-воздушных силах США и европейских стран пилот, сбивший пять самолетов противника, уже считается «асом». В израильских ВВС четыре десятка асов. Но есть лишь один пилот, полковник Гиора Эвен, сбивший 17 самолетов. Это абсолютный рекорд в истории реактивной авиации.
Все победы Гиора Эвен (Эпштейн) скрупулезно записывал в свой дневник, страницы которого со временем совсем истрепались. Убористым почерком, лаконично и сжато описал он свои вылеты, закончившиеся сбитыми самолетами противника.
«…Мы взлетели аккуратной четверкой в сторону озера (имеется в виду Большое Соленое озеро в южной части Суэцкого канала. – Прим. переводчика). Достигли места назначения, но ничего не обнаружили. Диспетчер приказал нам продолжать на запад. В этот момент я увидел к юго-западу от нас пару МиГов, движущихся с юга на север. Мы сбросили съемные топливные баки и взяли вправо навстречу к ним. В тот момент, когда я стал заходить к ним сзади, я вдруг увидел будто бы грибное поле, внезапно вырастающее под нами. Вся область к северо-западу от нас покрылась самолетами. Около десяти пар МиГов-21 рванули в бой. Пара встреченных нами МиГов оказалась завлекшей нас приманкой.
Я сразу же спустился к первой паре, послал ракету в задний самолет, и он взорвался. Адрес, мой второй номер, взял на себя вторую пару. Он выстрелил, но внезапно почувствовал потерю мощности. Я приказал ему возвращаться домой, а сам последовал за вторым МиГом. Преследуя его, я заметил проносящегося рядом со мной Геву, сидящего на хвосте МиГа метрах в 200. Я спросил, почему он его не сбивает. Гева ответил, что не может попасть. Позднее он сообщил, что, отдалившись, послал ракету и сбил его. Каль тоже преследовал МиГ, выпустил ракету и попал. Он не знал, подбил ли самолет своим выстрелом, но поскольку топливо закончилось, тоже отправился назад. Я остался один преследовать бешеный МиГ, окруженный еще примерно десятком МиГов…» (из дневника полковника Гиоры Эвена, 20.10.1973, 16:30).
Чего только не бывает Зацепилась тут в комментах с одной патриоткой нашей солнечной страны. Самый ее козырный коммент был : Русскоязычные израильтяне отличаются невероятной ебанутостью. Ну разве не прикольно.
Израильские коровы самые удоистые в мире. Почему так и откуда чтоРоссия собирается закупить у Израиля 300 молочных ферм. Что, негде было позаимствовать поближе? Ближе есть. Нет лучше.
Израильское молочное хозяйство самое продуктивное в мире. Здесь корова (не рекордистка, а обычная – это средний показатель) приносит 13 тыс. литров молока в год. Хваленая американская (ковбои, молчать!) дает 9 тыс. Лучшие европейские — знаменитые голландские буренки – 7,5 тыс., вдвое меньше своих еврейских сестер (а они таки сестры!). «Удой» израильских бычков продается дороже золота и идет нарасхват. «Племенной материал» (не стану использовать более короткое и понятное слово) — важный сегмент сельскохозяйственного экспорта страны.
Все это хорошо и широко известно, по крайней мере специалистам. Что гораздо меньше известно, в том числе, и специалистам, и израильтянам самим, – что все это богатство возникло не просто на пустом месте, но и вопреки всему, что знала до той поры крестьянская практика и сельскохозяйственная наука. Не с нуля, а с минуса.
Корректировка Библии
«Молоко» на иврите — «халав». Израильтяне, владеющие обоими языками, убеждены, что русское слово «халява» — от него. Якобы в старой Одессе существовал обычай раздавать по пятницам бесплатное молоко бедным детям – учащимся ешив, религиозных училищ.
В русском блатном жаргоне, тоже сформировавшемся в Одессе, много ивритских слов. «Шмон», «ксива», «клифт», «мусор», «малина», «хипеш», «хевра», «шара», «параша», «ботать» и «феня» сама – все оттуда. Так что и «халява» вполне может быть из того же источника. Хотя этимологические словари дают другую версию, но в советское время, когда они издавались, принято было умалчивать еврейское происхождение и людей, не то что слов. Единственное, что точно не соответствует действительности (и тут этимология ни при чем), – что молочное изобилие досталось евреям на халяву.
То, что не текла теперь обетованная земля медом – ладно бы, не до жиру, но то, что она даже не сочилась молоком, это делало ее несовместимой с жизнью на ней. Что-то надо было менять: либо землю, либо планы на нее, либо скотоводство здесь…
«Земля, текущая молоком и медом» и в самом деле была когда-то такой. Не только по библейским рассказам, но и по свидетельству древних историков, не было на Ближнем Востоке земли обильнее и плодороднее, чем Иудея. Тучные поля, сочные пастбища, густые леса, цветущие сады, щедрые почвы поражали воображение путешественников.
Они писали о пятикилограммовых гроздьях винограда с ягодами, как сливы, финиках величиной с куриное яйцо, фантастических урожаях ячменя и хлопка, ореховых и оливковых рощах. То, что обычно растет либо в северных странах, либо в южных, но нигде вместе, здесь росло и плодоносило — словно все богатство природы стремилось раскрыться именно на этой благословенной земле.
На рубеже XIX– ХХ веков, когда евреи (в основном, из Российской империи) стали возвращаться на обетованную им землю, это воспринималось сказкой или горькой насмешкой. В описаниях путешественников и паломников (а среди них были и классики литературы — Николай Гоголь, Иван Бунин, Марк Твен) Палестина предстает заброшенным, забытым Богом краем — с унылыми пейзажами, редкой и жалкой растительностью, малочисленными и бедным населением. Выжженная, безжизненная земля, скудные, бесплодные почвы. Козы съели страну и вытоптали ее в пыль.
Сельское хозяйство в Палестине считалось нерентабельным. Владельцы земель – арабские шейхи – предпочитали жить в своих дворцах в Дамаске. Местные феллахи влачили жалкое существование. Леса давно вырублены (триста лет весь Ближний Восток топил печи дровами из Палестины), почвы осыпаются, вся страна – пустыни, камни и болота. Что тут может вырасти? Да и кто будет растить?
Идея сионизма заключается в том, чтобы жить в своей стране и заниматься свободным трудом на своей земле. Все воспринималось буквально: труд должен быть крестьянский. Дети местечковых лавочников, ковенских маклеров и одесских адвокатов приезжали в Палестину, чтобы непременно заниматься хлебопашеством. Они не умели даже полить вазон, по выражению классика израильской литературы Амоса Оза, выросшего в иерусалимском квартале среди еврейских толстовцев, но стремились крестьянствовать, ибо все остальное – проклятое прошлое, не сионизм.
Пока приезжали, в основном, богомольцы, бежавшие от погромов 1880-х годов, и готовые жить на подачки еврейских благотворителей, это была чисто гуманитарная проблема. Но после первой русской революции хлынули именно эти идейные сионисты, в основном, социалисты, — и они не соглашались на меньшее, чем преобразование земли и возрождение страны своими собственными неумелыми руками.
Самое смешное и невероятное, что это им, в конце концов, удалось. То, как решилась земледельческая проблема — с одного дикого колоска, — заслуживает отдельного рассказа.
А для нашего сюжета важное обстоятельство, что этих пионеров (они себя так и называли, только на иврите – «халуцим») было относительно много, и были они молодыми. И еще не научившись толком обеспечить плодородие этой нещедрой земли, с энтузиазмом принялись выполнять первую заповедь, данную Богом первым созданным им людям, Адаму и Еве: «Пру у-рву!» — «Плодитесь и размножайтесь!» Известно же, для всего, что надо делать руками, нужны знания и навык, а тут все получается само собой и наилучшим образом – дело молодое.
Так оно и вышло с этими полукровками. Были они злыми, как собаки, унаследовав дурной нрав у сирийских родителей, а доились плохо — европейская тучность не прижилась, южная кровь оказалась сильнее…
Ага, дети пошли. А детям нужно молоко. С ним было еще хуже, чем с хлебом, которого тоже было не очень. То, что не текла теперь обетованная земля медом – ладно бы, не до жиру, но то, что она даже не сочилась молоком, это делало ее несовместимой с жизнью на ней. Что-то надо было менять: либо землю, либо планы на нее, либо скотоводство здесь. <lj-cut>
От эволюции к революции
В арабской Палестине молочного животноводства практически не существовало. Местных коров было мало, и толку с них было, как от козы, — полтора литра в день на одну рогатую голову. Для «халуцим» нехватка молока стала сердцевиной продовольственной проблемы. Ее надо было решать срочно и кардинально.
Стали закупать для хозяйств сирийских коров. Те были продуктивнее вдвое. Но и три литра в день – тоже не Бог весть что. Профессионал Тевье-молочник при всей своей доброте не стал бы такую скудную кормилицу долго пасти в сочных украинских оврагах – жалко травы, которую здесь еще поди найди, — сдал бы на мясо. Хотя и мяса с нее всего ничего – маленькая, худая, как дичок.
Нечего мелочиться – дети каши просят. Потратились – привезли европейских коров. Лучших: датских, голландских, баварских… Деньги на ветер! Изнеженные северянки изнывали на этой жаре. Быков к себе не подпускали – какая любовь под таким солнцем? Беременели трудно, доились плохо, быстро дохли неудовлетворенными.
Евреи не сдавались. Ошибку поняли: нельзя не учитывать особые климатические условия. А вот давайте скрестим привычных к жаре сириек с тучными северянками – получим и то, и другое. Ну, мы-то знаем, что ребенок может оказаться не таким красивым, как мама, и таким умным, как папа, а как раз наоборот – страшным, как умница-папа, и глупым, как красавица-мама.
Так оно и вышло с этими полукровками. Были они злыми, как собаки, унаследовав дурной нрав у сирийских родителей, а доились плохо — европейская тучность не прижилась, южная кровь оказалась сильнее.
А, так надо просто слабую кровь усилить! Следующим шагом кибуцных селекционеров было улучшение выведенного гибрида за счет знаменитых своими удоями голландских коров.
Но как приспособить потомство тучных северянок к жаркому местному климату? Тогда родилась ключевая идея, кощунственная по сути, которая могла прийти в голову только неофитам от животноводства, не знавшим (а вернее, в поколениях утратившим) традиций пастушества потомственных скотоводов.
Идея такая: а нечего коров пасти! Пусть стоят в стойлах, в тенечке хлевов — и получают корма с доставкой на дом.
Это и была революция.
До сих пор молочные коровы в Израиле всю жизнь проводят на приколе – без привязи, но под крышей. Плотный травяной навес надежно защищает их от палящего солнца. Стен в коровниках нет – животных обдувает ветер, ну, еще и душ несколько раз в день ради прохлады.
Если проезжая по Израилю, вы увидите пасущихся коров – это либо арабские, либо те еврейские, которых растят на мясо.
Плоды Христианской победы
Стойловое содержание и смелая селекция – два кита израильского животноводства. О третьем – позже. Пока – о втором.
Начиная с 30-х годов, долгое время только две страны в мире получали основной приплод крупного рогатого скота искусственным осеменением – Советский Союз и Израиль (а еще раньше – еврейская Палестина).
В СССР к прогрессу подтолкнуло кулачье проклятое. Во время раскулачивания сельские мироеды коров отдавали – куда деваться, а вот бычков забивали. В колхозные стада буренки приходили вдовыми. И тогда биолог Виктор Милованов (впоследствии – академик ВАСХНИЛ, лауреат Сталинских премий) создал технологию искусственного осеменения. То есть не сам метод, а именно технологию. Она и спасла колхозные стада от бесплодия.
В 1935 году это советское новшество привез в Палестину английский репатриант и ученик Милованова Генри Фокс. Евреям тоже не хватало породистых бычков, и разработанный в московском ВНИИ животноводства метод был быстро принят на вооружение.
Сам Фокс внезапно исчез накануне Второй мировой, и лишь по его письмам оставленной в Эрец-Исраэль зазнобе (естественно, на русском) выяснилось, что настоящая его фамилия – Подгаец, и был он, скорее всего, двойным агентом. Наследие беглого шпиона обеспечило устойчивый рост молочного стада в кибуцах и мошавах. На этом молоке выросли первые поколения коренных израильтян, сабров, – основная боевая сила в войне за Независимость.
Первая война Израиля стала самой кровопролитной в его богатой войнами истории: потери составили 1% населения. И — 10% молочного стада. При этом население после провозглашения государства стремительно росло – началась массовая репатриация. Снова возник жестокий дефицит молока – его выдавали по карточкам и только детям. Нужно было срочно пополнить поголовье. Евреи решили использовать этот повод для нового скачка продуктивности животноводства.
Были разосланы гонцы по всему миру. Миссию возглавлял секретарь ассоциации животноводов Эфраим Шморгат. От канадок он пришел в замешательство, прислал телеграмму: «Экстерьер ужасен. Быки – пузатые монстры. Коровы безобразны, как смертный грех. Но удои хорошие…»
Не с лица воду пить – выбрали продуктивных дурнушек. В 1950 году пароход «ChristianVictory» — «Христианская победа» — доставил в Израиль 6527 голов скота из Канады и США. От них и пошла элитная израильская порода. Когда в 70-х начали составлять мировые рейтинги продуктивности коров, выяснилось, что еврейские — лучшие. Первенство сохраняется до сих пор.
А Израиль стал одним из признанных в мире экспортеров коровьих эмбрионов. Ежегодно проводятся международные ярмарки племенного материала. Постоянным и страстным их участником в качестве поставщика бычьего семени был прославленный генерал, а затем премьер-министр Ариэль Шарон. Вместе с сыновьями, Омри и Гиладом, до сих пор содержащими семейную ферму «Шикмим» неподалеку от границы с сектором Газа, заработал на этом миллионы.
Если корова слишком часто прядет головой, значит, хочется ей под быка, а получит она его семя – причем именно того, от кого, ей положено понести, согласно компьютерной выборке, суженого-сцеженного, — беременность не повод для знакомства…
Нынешнее молочное стадо в Израиле состоит почти целиком из коров отечественной породы. Эти буренки и быки – лишь очень дальние родственники-потомки пассажирок «Христианской победы». С тех пор и по сей день идет постоянное улучшение генетического состава стада за счет селекции: здесь подправить, там прибавить… А то и убавить.
Долгое время боролись за увеличение объема коровьего вымени. Больше вымя – больше молока, понятное дело, два ведра удоя лучше, чем одно. Селекционеры добились своего: у израильских коров вымя вместительней вдвое, чем у их прабабушек – канадских, калифорнийских, голландских и баварских рекордисток. Но выяснилось, что большие титьки – не всегда благо, даже для коров. С вдвое большим выменем коровы вдвое меньше живут — слишком тяжела ноша. Сколиоз, остеохондроз – профессиональный недуг израильских буренок (говорят, та же проблема у моделей и стриптизерш, злоупотребляющих силиконом, но их не так опекают). Пришлось заняться укреплением остального тела – занимаются до сих пор.
«А поцеловать?..»
Третий кит израильского молочного животноводства – абсолютная технологичность.
Местный коровник не выглядит фабрикой по производству молока, тем не менее он ею является. Вы вряд ли увидите там кого-либо из обслуживающего персонала, но коровы, слоняющиеся по загону, находятся под постоянным присмотром.
Компьютерная система знает не только всю биографию и родословную каждого животного. Коровы ходят постоянно с компьютером на ноге, как многие из нас с мобильником. Однако ни о ком из нас (и слава Богу!) всегда находящийся при нас прибор не сообщает столько сведений, сколько о любой израильской буренке.
Система знает, сколько, когда и чего корова попила-поела. Каждая. Умеет изменить рацион в зависимости от потребностей животного и его состояния: беременным одно, яловым другое, дойным третье, и от качества молока – кому белков добавить, кому жиров. Под контролем всё! Вес, рост, удойность, состав и цвет молока – само собой, но также: количество шагов за единицу времени и жевательных движений (двигательная активность и аппетит – важнейшие показатели здоровья), признаки мастита и даже готовность к оплодотворению.
Тут свои замеры: если корова слишком часто прядет головой (фиксируют и это!), значит, хочется ей под быка, а получит она его семя – причем именно того, от кого, ей положено понести, согласно компьютерной выборке, суженого-сцеженного, — беременность не повод для знакомства. Затяжелеет – и успокоится, тут важен не процесс, а результат. И снова обычная жизнь: носить, жевать, доиться.
Три раз в день – охлаждающий душ, после него – воздушная сушка, считай фен. Время от времени коров через вентиляторы окропляют холодной водой, остужая. На дойку они приходят сами — когда захочется. Подсчитано (евреи всё считают!), что буренки дают больше молока и реже болеют, если доить их, когда приспело им, а не дояркам, — кто бы мог подумать!
Корова чувствует, что ей пора, испытывает потребность опорожнить вымя – встает с настила и идет в тесный загончик, где ее всегда облегчают. У каждой на ухе серьга с чипом, по которому робот опознает ее и запирает за ней калитку, чтобы другие не мешали: дойка процесс индивидуальный, интимный.
Если она пришла не вовремя, просто из баловства, спустя слишком короткое время после предыдущей дойки, через 17 секунд робот ее выгонит легким ударом тока. Коровы уже знают эти строгости – и, не получив обслуживание в течение 16 секунд, уходят из загона сами, чтобы не будить лиха. Если сразу нескольким коровам захотелось облегчиться одновременно, они послушно выстраиваются в очередь. Никаких «Тебя здесь не стояло!» — бессловесные животные спокойно ждут, пока очередницу обслуживают.
Робот обнимет буренку стальными обручами, чтобы не дергалась. Он знает размер и расположение всех ее четырех сосков, вымоет каждый с йодом, точно вставит присоски, вбросит в кормушку положенную именно этой корове порцию еды – и процесс пошел. Пока корова жует и доится, идет анализ качества молока: консистенция, цвет и особо — наличие в нем крови. Это признак мастита. Обнаружится, хоть капля, — корову отправят на лечение, а молоко в брак. Только чистое и кондиционное будет охлаждено до 4 градусов, из емкости перелито в общий резервуар, и при сохранении той же температуры отправится на переработку. Опорожнившись, корова выйдет с другой стороны загона. Что она не успела доесть во время дойки – дожует снаружи из индивидуальной кормушки.
Им еще и музыку включают (в основном, классическую) для поднятия настроения и удоев. Разве что не целуют, как в известном анекдоте про искусственное осеменение, — с этим плохо: коров на крупных израильских фермах так много, а людей так мало, что некогда и некому проявлять ласку. Здесь даже навоз убирают раз в 3-5 лет. На этой жаре и под вентиляционным обдувом он быстро сохнет – и служит прекрасным настом в коровниках.
Статистические данные с отдельных ферм сводятся в централизованную систему Ассоциации молочного животноводства. По ним определяются каждый год 150 лучших коров и 50 бычков. Их родословные и генетические коды становятся ориентирами для дальнейшего воспроизводства. По рекордистам улучшается качество всего стада страны.
Чисто гипотетически, всю эту красоту можно будет наблюдать своими глазами и в России, когда контракт об оснащении ферм по израильской технологии начнет осуществляться. Благодаря климату, здесь удои следует ожидать даже больше израильских. Ведь и в Израиле в короткий период здешней зимы продуктивность коров резко возрастает. Из этих зимних излишков производится значительная часть израильских сыров, об экспорте которых в Россию тоже договорились в ходе визита в премьер-министра РФ Медведева в страну, текущую молоком и медом опять.
Почему никакие дети не могут нормально убрать со стола? Допустим, попили субботний кофе. Где был стол яств, там стал бардак. И что?
Стояло восемь чашек, пять убрали, три скучают. «Я всё убрала!». Тебя что, на пятой чашке настиг кризис веры? Ты усомнилась во всемогуществе Всевышнего, у тебя потемнело в глазах и ты не смогла разглядеть остальные чашки?
Или посудомойка. Посуда не лезет туда сама! А, вы не знали? Наши дети тоже не знают. Сгружают тарелки в раковину: «Я всё убрала». У меня уже выработался рефлекс: как вижу ребенка с тарелкой, на автомате машу руками: «Не туда!!!». Бедные дети кладут еду на тарелку и сразу к посудомойке бегут.
Своих детей у нас двое, но дома обычно четверо, потому что у каждой есть друзья. Все они до сих пор не убиты и не оглохли — то есть, можно сказать, идеальные дети. Неидеальные бы не выжили у нас.
Младшие еще ладно, чего с них потребуешь. От младших требуется, в основном, чтоб дома было тихо. Требования этого они ни хрена не выполняют, поэтому дома ни хрена не тихо. Вечно кто-нибудь играет в прятки на велосипеде в темноте. А включишь свет, все сразу просят есть. Лучше велеть им делать уроки. Они уйдут в свою комнату, закроют дверь и больше ты их не увидишь до выпускных экзаменов.
Но у старших сейчас как раз выпускные экзамены. Поэтому у меня сейчас как раз в голове дырка. Михаль решила, что в жизни ей не светит (университетская математика, усиленная биология, дополнительная химия плюс научный проект), поэтому лучше заняться домашним хозяйством. Сидит с детьми, печет пироги, стирает колготки в посудомойке. Отрастила ноги фотомодели и мозги лауреата нобелевской премии. Жалуется, что из нее ничего не выйдет. Со стола убирала, две чашки помыла, одна осталась. Точно не выйдет.
Таир зато гуляет с культуристами. Подходит к супермену, заросшему шерстью, непринужденно заводит разговор о Шекспире. В супермене немедленно просыпается внутренний мир и отказывается засыпать обратно. Он встречает нашу девочку из школы, носит ей сумку после репетиций, подвозит на автомобиле и взахлеб говорит о литературе, сетуя, что никто с ним до сих пор о ней не говорил. Дальше наша девочка решает, что он ей очень нравится, «но не в этом смысле», супермен уже не может жить как раньше и с тоски начинает делать уроки. Число образованных культуристов растет, девочка ходит и всем рассказывает, какие они интересные, глубокие люди.
Я волнуюсь. Вбиваю ей в голову памятку «как обращаться к незнакомцам»:
- Здравствуйте, вы террорист? - Нет. - А может, вы маньяк? - Вроде тоже нет. - Рада за вас, а скажите, вы не собираетесь продать меня на органы? - Девочка, ты с ума сошла, меня не интересуют чужие органы! - Отлично! Подскажите, как пройти…?
По-моему, прекрасная памятка. Мы вот недавно были на пляже, там двое парней запускали воздушного змея. Мы просто мимо прошли! Через минуту Таир запускала змея вместе с ними. Откуда я знаю, может, они маньяки? Она утверждает, что нет. Один служил в боевых частях, другой в разведке, теперь оба делают степень по биологии. Явно собираются людей на органы продавать…
А змей, между прочим, был очень красивый. Так что это во мне зависть говорит.
Я тут вывела, что жизнь подростка делится на три части: мамочке нравится, мамочке не нравится и мамочка не в курсе. Подростки от этого определения так смеялись, что я их сразу отправила делать уроки.
Сидят сейчас на кухне, вроде учатся. Слушаю условие задачи: - С яблони... упало… двадцать человек. И тихий комментарий: - Это наш класс окончательно созрел.
В окно влетает супермен с букетом и калькулятором. Младшие прибегают на шум и требуют яблок. Кухня завалена книжками, бумажками, огрызками, колготками и телами культуристов. Михаль, перегородив ногами кухню, терзает интернет вопросами по высшей математике. Таир лежит на полу, читает Шекспира и вслух мечтает сжечь министерство образования. С яблони падают двадцать человек.
Меня настигает кризис веры, и я иду убирать со стола последнюю чашку.
Я-то думала,что фраза о полтонне секретных документов это такая типа метафора-гипербола. А оказалось это вполне физическое описание количества.
Военный обозреватель портала ynet Ронен Бергман публикует потрясающие подробности самой дерзкой операции “Моссада” в его истории. В результате операции полный ядерный архив Ирана оказался в распоряжении Израиля. Агенты Моссада долгое время вели наблюдение за неприметным зданием в квартале Шорабад в Тегеране. Там располагался архив “проекта Имад” - ядерной программы Ирана.
На протяжении многих лет Израиль говорил о том, что Иран осуществляет секретный военный ядерный проект, с целью производства ядерной боеголовки и установки ее на баллистическую ракету. Речь идет о грубейшем нарушении договора о нераспространении ядерных вооружений. Но у Израиля не было конкретных доказательств - за исключением устных показаний конфиденциальных источников “Моссада”, которым нельзя пользоваться на дипломатической арене из соображений секретности и безопасности агентов.
Все это изменилось результате последней операции “Моссада”. После заключения ядерной сделки Израиль остался практически единственной страной, следившей за иранским ядерным проектом. Первой задачей “Моссада” было установить, нарушают ли иранцы соглашение, второй - получить точную информацию о том, прекратили ли иранцы военную ядерную программу.
Несколько подразделений “Моссада” работали над тем, чтобы получить как можно больше информации внутри Ирана. У “Моссада” появилась информация о существовании военного архива “проекта Имад”, который был перевезен на секретный объект в Тегеране - с тем, чтобы скрыть информацию от международных контролирующих организаций. О существовании архива знало лишь очень ограниченное количество членов корпуса стражей исламской революции.
“Моссад” установил факт перевозки архива в феврале 2016 года. С этого момента он сосредоточился на двух направлениях: слежка за объектом, и верификация того, что речь идет о неизвестных и неопубликованных материалах.
В января этого года “Моссад” осуществил гигантскую по своим масштабам операцию, в которую были вовлечены многие элементы, большие деньги, разведчики, средства электронной разведки, а также “ученые-разведчики” - особая профессия, характерная только для Израиля. Из здания в квартале Шорабад было вывезено полтонны секретных документов и компакт-дисков - и они были тайно доставлены за 1600 км, в Израиль - без того, чтобы иранцы об этом узнали.
Материалы, в состав которых входят видео, графики, бесчисленные научные документы, инструкции министра обороны Мохсена Пахризаде , главы “проекта Имад” и главы “проекта SAPAND“ демонстрируют четыре вещи. Во-первых, Иран намерен производить ядерное оружие. Во-вторых, с этой целью осуществляется гигантский по масштабам проект. В-третьих, Иран делает все возможное и невозможное для того, чтобы скрыть проект, что является грубейшим нарушением соглашения о нераспространении ядерного оружия. В четвертых, Иран в 2003 году заменил военный проект на внешне гражданский, но на деле состоящий из тех же компонентов, что и военный.
Несколько недель назад иранцы обнаружили, что архив был похищен - и с этого момента понимали, что может произойти. Материалы предполагалось опубликовать 1 мая, но было принято решение сделать это на день раньше - из-за боязни утечек. Израильская разведка предоставит основные доказательства из архива разведкам Германии, Франции, России, Италии, Китая, а также представителям МАГАТЭ.
34-летний британец Саймон Киндлейсидес совершил, на первый взгляд, невозможное – он стал первым парализованным человеком, которому удалось пробежать Лондонский марафон. Напомним, что длина марафона составляет 42,2 км.
В этом ему помогли израильские технологии, а именно ReWalk – экзоскелет для страдающих от травм спинного мозга, позволяющий им самостоятельно передвигаться, используя компьютеры и датчики движения.
"Да, врать не буду, я обессилен. Но я доберусь до финиша. Это самое большое расстояние, которое я проходил за всю свою жизнь", - сказал он почти через сутки после старта марафона (в 10 утра 22 апреля).
Завершить марафон ему удалось лишь спустя 36 часов после начала соревнований – около 23 часов вечера 23 апреля, но все же Саймон это сделал. И для него это стало не меньшей победой, чем для кенийца Элиуда Кипчоге, который прибежал первым. Ему для этого потребовалось около двух часов.
"Мне оказали колоссальную поддержку. Только благодаря этому моя мечта сбылась. Это невероятно, потому что я и подумать не мог, что марафон будет настолько длинным. Но теперь моим детям в школе все говорят замечательные вещи, они очень гордятся своим отцом. Я просто хотел продемонстрировать, что нет ничего невозможного. Вы можете лежать в постели и жалеть себя или встать и начать наслаждаться жизнью, потому что вы живете лишь раз", - говорит Киндлейсидес в интервью Eastern Daily Press.
Благодаря своему пробегу ему также удалось собрать 6,5 тыс. фунтов (около 9 тыс. долларов) для благотворительной кампании, помогающей страдающим от онкозаболеваний мозга. И это не случайно – сам Саймон оказался парализован именно из-за опухоли в мозге, обнаруженную у него в 2013 году.
Экзоскелет ReWalk был создан израильской компанией ReWalk Robotics Ltd. Его изобретатель Амит Гоффер является инженером-механиком, который сам после аварии оказался парализован от верхней части спины. Он крепится к пояснице и ногам, которые передвигаются благодаря пультам дистанционного управления в руках владельца. В то же время для поддержания равновесия все-таки необходимо пользоваться костылями.
Как сообщили в компании, в 2017 году всего было продано 107 систем ReWalk: 57 – в США, 37 – в Европе и 13 – странах других регионов. Стоит такое ноу-хау немало – 80-85 тыс. долларов. И именно это является основной преградой для его массового производства.
Погодка Мы от всего остального мира тоже не отстаем. Когда это было видано дожди в конце апреля в Израиле. И не просто дождик,а ливни с громом,молнией,градом и даже наводнениями кое где. Просто февраль какой то.
Песах 2018 Прогулялись сегодня у моря в Герцелии. Оказалось,что ветерок совсем неслабый. Народ,поверив прогнозу +25,пришел одетый по-летнему,но даже на солнце жарко не было и вообще сдувало. А всяким серфингистам явно был самый кайф. Думаю,что таких курсов и уроков полно,но нам видимо уже поздновато начинать.
Посещение "Евгения Онегина" для меня закончилось в целом хорошо — не только порцией здорового смеха — но и приятным знакомством. Дело в том, что не все зрители, заслышав арию Ленского в исполнении волшебного дуэта, смогли ограничиться деликатным прысканьем в кулачок. Двое зрителей, точнее зрительниц, почувствовали, что эмоции брызжут через край настолько, что это грозит перейти границы приличий, и корчась, чтоб не заржать в голос, стараясь по возможности не наступать на ноги, не сговариваясь выползли на полусогнутых из зала, чтобы за дверью, поближе к туалету, наконец, дать волю чувствам. К прискорбию тех, кто успел записать меня в культурные театралы, вынуждена признаться в ужасном — одной из этих зрительниц была я.
